На улице снег. На улице желтый свет фонарей, который падает на сугробы и придает всему ощущение праздника. Все сильнее запах Рождества и Нового года.
В зимние сумерки, когда дома и улицы начинают светиться изнутри неведомой и всегда какой-то трогательно-уединенной жизнью, не можешь отделаться от предощущения сбывающейся мечты. Тем более, что почти у всех уже мигающие гирлянды, светящиеся шторы из стекающих вниз разноцветных электрических капель.
Трезвый ум говорит: не обманывайся, за светом и блеском таких нарядных окон часто ссоры, непонимание, упреки, раздражительность, обиды, горе. И подмигивающие в глубине комнат дорогие «плазмы» телевизоров еще больше убеждают в этом. Что можно увидеть по телевизору?
Но сердце не хочет верить рассудку и живет картинами благостных семейств, которые молятся перед обедом, а перед сном осеняют крестом своих деток.
Слышу звонок у входной двери. Иду. На крыльце две молодые женщины. На щеках то ли растаявший снег, то ли слезы.
«У нас умер малыш, крошка, совсем младенец. Звать Семен. Вчера вечером поднялась температура, вызвали «скорую». Его забрали в больницу, потом подняли в реанимацию. Всю ночь и день боролись за жизнь, и только когда стал задыхаться, обратились в область за помощью. Врачи приехали, но было поздно. Около двенадцати ночи Сема перестал дышать. Нам бы завтра отпеть его».
«Сколько малышу?» – спрашиваю, чтобы не было паузы, чтобы я мог сообразить, что лучше сказать им.
«Завтра исполнился бы годик».
«Такой трагический день рождения! - говорю. – Но вы не убивайтесь. Он младенец, он ангел. И он действительно родился в новую вечную жизнь, где для него не будет ни печалей, ни разочарований, ни грехов взрослости. А родители приобрели себе небесного ходатая».
Примерно то же самое скажу я завтра на отпевании у гробика, в котором лежит годовалый фарфоровый Семион, окруженный игрушками и цветами.
«Что нам читать сорок дней? – спросила пожилая женщина после отпевания по особому трогательному чину, который совершается над усопшим младенцем. – Псалтырь?»
«Нет, акафист «Слава Богу за все»!
Женщина посмотрела на меня непонимающе. «И это все?»
«Да, это все! Поблагодарим Бога за эту грустную и, в то же время светлую смерть».
В этот день остановился на центральной улице возле магазина и вижу, как два мальчика лет десяти срывают красно-белую ленту, ограждающую опасный участок тротуара под крышей, с которой свисают большие сосульки. Срывают и идут по тротуару.
«Эй, ребята»! - громко окликаю их. Без внимания. Крикнул сильнее. Еще сильнее. Даже головы в мою сторону не повернули. Хорошо! Выхожу из машины и иду следом. Заходят в подъезд Центра дополнительного образования, где, как знаю, школьники посещают кружки. Открываю дверь. Они сидят на ступеньках лестницы и с увлечением играют в телефон.
«Как тебя звать, мальчик? Из какой школы?»
Игра продолжается, словно не я говорю, а ветер свистит в замочную скважину.
«Хорошо, - говорю, вытаскивая телефон, - я вызываю полицию, а она пусть разбирается, кто вы и откуда».
«Не надо вызывать, - говорит тот, что держит телефон, но от экрана телефона не отрывается. – Я учусь в третьем классе в школе № 2. Зовут меня Захар, фамилия Панов». «Вы понимаете, что сейчас на улице вы подвергли себя смертельной опасности? Лента, которую вы сорвали, предупреждает, что здесь ходить нельзя. Немедленно привяжите ленту, где она была. И больше так не делайте!»
Вышли, ленту привязали и побрели куда-то, не отрываясь от телефона. Я смотрел вслед в глубоком замешательстве. Что происходит? Кто эти дети? Почему при разговоре со священником в подряснике, пожилым мужчиной, фактически дедушкой для них, они не удосужились ни встать, ни спрятать свою «развлекалку, ни извиниться за свое поведение? Вечером попался рассказ, кажется, дающий ключ к пониманию происшедшего. Суть в следующем.
В класс пришел чиновник, уполномоченный по правам ребенка. Эта должность у нас появилась несколько лет назад по образцу западных ювенальных технологий. Так вот, этот человек стал рассказывать ученикам об их правах по отношению к учителям, родителям.
Мальчик Костя приходит домой и начинает говорить о своих правах матери.
«Мам, мы неправильно живем! Совсем неправильно! Понимаешь, ведь дети – тоже люди. У них тоже есть права. Вот меня, например, нельзя ругать, наказывать, лишать прав на личную жизнь… Например, я хочу гулять или на компьютере играть, а ты меня в магазин за хлебом отправляешь. А у меня есть право на отдых. А еще у меня должно быть полноценное питание: фрукты, мясо, молоко. А помнишь, меня папа шлепнул? Это вообще грубое нарушение моих прав. Мы свои права защищать должны. Вот, например, наша Марь Ивановна задержит нас после звонка, а это нарушение прав. И выгнать из класса не имеет права. И заставить с доски вытирать. А еще вы с папой меня должны мотивировать на какие-то дела по дому. Например: за хлебом сходить – 20 рублей, с Мишуткой поиграть – 30 рублей, прибраться в детской комнате – 30 рублей, посуду помыть – 50 рублей».
«А у меня права есть? – спросила мама. – Можно, я кое-что напишу тебе?»
Она села за стол, взяла лист бумаги, ненадолго задумалась. Через короткое время дала прочитать Косте то, что написала своим ровным крупным почерком.
«Боль и тревога, когда ты появлялся на свет. Бессонные ночи, когда ты болел, а я в страхе сидела у твоей кроватки. Вечера, когда я помогала тебе с уроками. Выходные, когда я тебя водила в кино и зоопарк, на кружки. Моя первая седина, когда ты заигрался на стройке с мальчишками и вовремя не пришел домой, а мы с папой тебя искали по городу. Стирка, глажка белья, уборка квартиры, варка обеда, завтрака, ужина. Мои силы, мои труды, моя жизнь. И все это – бесплатно. Просто потому, что я люблю тебя».
Костя подошел к ней, молча уткнулся в старенький халатик и заплакал. А мама тихо гладила его по голове».
Вот так счастливо и тепло кончилась эта история. Костик понял, что говорит и делает что-то гадкое и даже преступное. И мама дала ему понять это. Но жизнь продолжается, и семена сомнений и якобы попранных прав будут медленно и неуклонно всходить, если только человек не обретет твердую веру в Спасителя и не поймет дьявольской подоплеки всего происходящего вокруг.
В жизни все много трагичнее и суровее. Нам прямо-таки навязывают противоестественный стиль жизни, безумные, унизительные отношения и привычки. Западный либерализм-сатанизм проникает во все сферы жизни, имея одну конечную цель – истребление человеческого в человеке, истребление самого человечества.
Буквально на днях имел разговор со знакомым из другого, далекого от нас города. Зовут Алексей. Работает детским врачом.
«Расскажи о жизни, Алексей. Давно не общались».
«А что рассказывать. Живу на работе почти полгода. Домой прихожу только за сменкой белья и за книгами».
«Что-то с женой? Разругались?»
«Не с женой, а старшим сыном. Он у меня должен учиться в десятом классе, но после первой четверти занятия забросил, в школу ходить перестал. Валяется на диване или сидит у компьютера. На мои вопросы ответил буквально следующее: «В школу ходить не буду. Надоело. До 18-ти лет вы, родители, обязаны меня кормить, одевать и предоставлять жилье. А там я или в армию пойду, или с собой покончу».
Я его за шкирку, а он на меня бросился, давай душить. Здорового битюга вырастили. Вот и живу с тех пор на работе. Благо начальство не возражает».
Когда собирался звонить Алексею, раскрыл книгу святителя Игнатия Брянчанинова, чтобы зачитать ему отрывок из нее и снабдить духовным оружием, но потом подумал, что это будет в данном контексте выглядеть, как издевательство. Во эти строки: «Великое оружие против демонов – чистая жизнь и вера в Бога. Несомненно, что они боятся пощения, бдения, молитв, кротости, сердечного безмолвия, презрения денег и суетной славы, смирения, любви к нищим, милости, благости, более всего благочестия во Христе». Из каких миров и времен эти слова? Кого боятся демоны? Тех, кто им служит и кто под полной их властью? Дело в том, что и жена не разделяет христианских воззрений Алексея. От этого и все беды. Святителю отче Игнатие, моли Бога о нас!
А на вечерней службе, когда вышел исповедовать, подошла наша прихожанка и сказала: «Батюшка, вы знаете, моя дочь живет в Германии и должна с мужем приехать на Новый год. Но вот она позвонила и сказала, что у них там происходят ужасные вещи. Детей уже в седьмом классе разделяют на две группы: мальчики и девочки. И с ними по три дня проводят занятия лесбиянки и мужеложники. И никого туда не пускают. Занятия закрытые. Что делать? Бежать в Россию?»
«Когда приедут в гости, обязательно веди их в храм. Поговорим!»
«Он у нее католик. Разве католикам можно в наш храм?»
«Конечно. Только к причастию нельзя».
Кажется, весь мир сошел с ума. Или только я притягиваю к себе всю эту неготь, всю черную информацию о событиях, которым не место ни под солнцем, ни под звездами, а только в полном мраке преисподней. Или и вправду приблизилось время «Х», когда антихрист уже примеривает корону мирового правителя?
А вот слова протоиерея Димитрия Смирнова. Он сказал, что в недавнем прошлом в преддверии Рождества Христова организация, занимающаяся «планированием семьи» на Западе, дала рекламу, что оплатит все аборты, которые будут сделаны на Рождество. Разве это не пощечина всем христианам?
Вышел из дома в густую сказку ночного снегопада. Вокруг фонарей стремительные хороводы пурги. По заляпанной желтым светом улице между сугробами обочины мчится девочка на «плюшке», на резиновом разноцветном надувном круге. «Плюшка» привязана к шлейке черной-пречерной собаки, которая угольно сверкает под фонарями толстыми боками, повизгивает от восторга. Это Маша – дочка прекраснейшей души человека, талантливого строителя и дизайнера. А собака – Рэсси, их чудный пес «лабрадор».
Вдали, приглушенные снегопадом, хлопки и зонтики салютов.
Нежность и обещание Рождества во всем! Нет, еще не все так плохо!
Матерь Божия с Младенцем Христом – необоримая твердыня дольнего и горнего мира. Дьявол обречен. Все, что мы видим и чему с ужасом дивимся – его предконечные судороги. Но скольким он еще может навредить! Скольких увлечь в глубины адовы! Господи Иисусе Христе, Пресвятая и Пречистая Дева Мария из глубины израненных сердец наших вопием: не оставь, не дай погибнуть, укрепи, поддержи, укрой! Нас и наших детей, внуков! Согрей и просвети в божественных яслях Твоего Рождества!
Иду навстречу метели, уклоняюсь от снега и вдруг вспоминаю усопшего младенца Симеона. Блажен ты, малыш, в белых вихрях унесшийся на небо! Помяни нас у Престола Вседержителя!
С вечным и спасительным Праздником Рождества Христова и Новым годом!
Протоирей Михаил Резин