Вот и Пост!
Сугубое продолжение борьбы со своими грехами. Как даже нам, православным, тяжело бывает справиться со своими слабостями, пристрастиями. Позвонила знакомая.
«Батюшка, помолитесь о младенце Сергее и его приемных родителях Еве и Андрее. Не идут дела. Мама не любит своего приемыша. Сейчас ему два годика, а взяли его из Дома малютки, когда и года не было. Получили благословение духовника, обучались на курсах приемных родителей. Все вроде бы правильно, а не любит малыша. А он такой милый, скромный, чистенький. И причащают его, и в храме поклоны у креста кладет. Только ничего не помогает. Ева с ним жестока и несправедлива. Этим воскресением причастили Сережу, она сама причастилась, да и я тоже причастилась. Отец взял мальчика на руки, поднес к иконе, а он взял и провел по ней рукой. Ну и что такого? Наши бабки тоже проводят рукой по иконам, а потом руку целуют. Но Вы бы видели, с какой яростью она подлетела к нему, как ударила по голове.
Малыш заплакал. Я не выдержала и сильно толкнула ее. «Как ты смеешь так обращаться с ребенком?!» Называется, все причастились! Ева вся сникла, села на скамейку и заплакала. Она понимает, что не дело делает, а сделать с собой ничего не может. Помолитесь о них!»
Что тут скажешь? Только смиряться и просить у Господа помощи в несении креста, который сами выбрали. Хочу рассказать историю, которая в противовес первой, покажет нам столь необходимую жертвенность, готовность к самозабвенному служению близким и дальним, без чего не бывает спасения. Рассказ идет от лица молодой женщины.
«Я лежу на сохранении в деревенской больнице в 7 тысячах километров от Москвы. Больничка деревянная, несколько палат. В ней тихо и уютно. Деревня маленькая, все всех знают. Меня тоже все знают. За три года я успела переучить кучу деревенских детей. Я знаю, что у меня девочка. Я знаю, что у нее темные волосы и карие глаза. В больнице начинается суета. Привезли кого-то тяжелого. В палату заходит санитарка с ведром и шваброй. Мы пристаем с расспросами.
«Да не помрет, не переживайте. Там Ольга. При Ольге не помирают». Ольга - деревенская медсестра, щуплая блондинка, которая вихрем носится по больнице. Иногда она заходит поболтать. Ольга не может смириться с деревенской унылой действительностью. Она рассказывает, что встречается со старшим лейтенантом из соседнего гарнизона и, может быть, уедет с ним отсюда. Мы делаем вид, что верим в счастливый исход романа. Ольге 35, лейтенанту 27. Ольга - легенда.
Когда ее смена, больные не умирают, даже если им уже пора умереть. Когда она рядом с безнадежным больным, это похоже на то, что она полным потоком льет свою жизнь в воронку уходящей жизни человека. Иногда Ольга остается в больнице, чтобы не дать человеку умереть. В двенадцать ночи меня привезли в больницу со схватками. Схватки через пять минут. Я сама все понимаю. Это мой второй ребенок. Двадцать шестая неделя беременности. Моей нерожденной девочке с карими глазами осталось жить несколько часов. Гинеколог дома. Ей не хочется идти в больницу ради безнадежного случая. Ночь, ранняя весна, темень и холод. Меня принимает акушерка, мать моей бывшей ученицы. Я слышу, как она звонит домой гинекологу. Микрофон древнего телефона орет так, что за стеной палаты слышно весь разговор: «Как схватки?» «Через минуту».
«Чего я пойду ночью, она все равно выкинет. Разберись без меня». Акушерка везет капельницу, потупив взор. Я лежу в коридоре. В палатах нет мест. Больничка маленькая. Я все понимаю, но не могу смириться с тем, что моей девочки скоро не станет. «Кто из медсестер в смене? Ольга? Сейчас разбужу». У моей девочки есть надежда. Даже если все всё понимают, нам повезло. Здесь Ольга. Это последнее, во что я могу верить. Я верю в Ольгу.
В медсестринской быстрая возня. «Чего ты меня сразу не разбудила?!» «А чего будить, если схватки через минуту?!» «Твое какое дело?!» — Ольга несется по коридору, проверяет капельницу. «Сделать уже ничего нельзя, у тебя роды. Молись».
Я все понимаю, но держусь за Ольгу как за серебряную струну. «Молись Богородице, проси, чтобы она спасла ребенка. Все равно выкинешь, но, может быть, чудом выживет. Я буду с тобой молиться».
«Ольга, я не знаю ни одной молитвы». «Я буду говорить, а ты повторяй».
Ольга садится на кровать и берет меня за руку. Я послушно повторяю за Ольгой слова первой в жизни молитвы. Я ищу защиты и помощи у двух матерей. Дева Мария, оставь мне мою девочку. Если ты оставишь ее, она будет носить твое имя. Мы держимся за руки всю ночь. К шести утра схватки останавливаются. В восемь приходит гинеколог. Я сплю. Я устала.
«Заснула? Это хорошо. Давно выкинула?» Я не хочу видеть врача, бросившего меня ночью на сельскую акушерку и медсестру. Я закрываю глаза и отворачиваюсь к стене. Акушерка рассказывает ей, что роды остановились. Меня ведут в смотровую. Раскрытия нет. Роды не останавливаются. Так не бывает. Но при Ольге не умирают. И, если это очень важно, и две женщины просят третью о спасении ребенка, она не может не откликнуться. Я уеду из этой деревни через пять лет, родив дочь. Еще через пятнадцать я встречусь со своими бывшими учениками в Москве.
«Ольгу помните? Смогла она оттуда уехать?» Да, Ольга вышла замуж за своего лейтенанта и переехала жить в военный городок. «При ней так никто и не умирал?» «Не умирал».
«Я рада, что у нее все сложилось». Они прячут от меня глаза. Лейтенант уехал в другой гарнизон. Она должна была уехать следом за ним, зашла на почту за его письмом. Когда вышла на крыльцо, поскользнулась на льду, упала на ступеньки и сломала шейные позвонки.
Может быть, нам нужно молиться о том, чтобы в больницах не прекращались Ольги, которые не сдаются даже тогда, когда сделать уже ничего нельзя?» И мы будем молиться и не сдаваться, помогать и просить Спасителя нашего, Пресвятую Богородицу быть с нами, чтобы и мы могли быть друг с другом, и отдавать себя страждущим без саможаления!
Протоиерей Михаил Резин