Вот и Рождество Христово тихо вошло в этот темный и печальный мир!
«Страна глухих», - так назывался фильм, вышедший на экраны в конце 90-ых. Мир глухих и слепых, так бы я назвал землю, где родился Спаситель мира – Иисус Христос. Родился, чтобы открыть очи слепым и сделать слышащими глухих.
В Евангелии мы часто читаем об этих чудесах. Но главное проходит мимо нас – чудо духовного обновления, прозрения и исцеления человека.
У известного писателя И.А.Бунина есть записи о первых днях революции и после нее. Они опубликованы в сборнике под названием «Окаянные дни». Читаю. «9 февраля 1918 года. Утром ездил в город. На Страстной толпа. Подошел, послушал. Дама с муфтой на руке, баба со вздернутым носом. Дама говорит поспешно, от волнения краснеет, путается. «Это для меня вовсе не камень, - говорит дама, - это монастырь для меня, священный храм, а вы пытаетесь доказать…». «Мне нечего стараться, - перебивает баба нагло, - для тебя он освящен, а для нас камень и камень! Знаем! Видали во Владимире! Взял маляр доску, намазал на ней, вот тебе и Бог! Ну и молись ему сама!» «После этого я и говорить с вами не желаю». «И не говори!»
Вспоминаю слова ныне покойного архимандрита Кирилла Павлова. Я к нему приезжал в Лавру как к своему духовнику. Стоит перед аналоем с Крестом и Евангелием нарядно и даже модно одетая молодая женщина и говорит: «Батюшка! Вот все прикладываются к иконе в храме. Сотни людей. И хоть служащая и протирает ее время от времени, но ведь на ней все равно остаются микробы. Как быть?» А он ей с улыбкой шепчет: «Будешь думать о микробах – к микробам и приложишься, а если думаешь об иконе и прикладываешься к образу – обретешь благодать». Речь идет о духовном зрении и духовной жизни, которые открываются только верой в Иисуса Христа, две тысячи лет назад родившегося ради нас в далеком Вифлееме. Нет веры, и тогда нам, несчастным, остаются в этой жизни только камни, доски и микробы.
Перед Новым годом заехал в колонию, чтобы завершить год беседой с осужденными женщинами, поздравить их и пожелать самого лучшего и спасительного. Когда прошел вахту, прямо у входа наткнулся на целую бригаду, которая занималась вычерпыванием воды из луж у подножия таявших сугробов. Подальше, в разных местах еще несколько таких же групп занимались тем же. «Здравствуйте, батюшка, вот видите, мы то снег сгребаем, то воду черпаем. Без дела не сидим».
Перекрестился на храм, на поклонный крест над местом упокоения преподобного Антония Муромского и прошел к психологам. Там ждали те, кто постоянно приходит на беседы. Человек 30-ть. Надежда Васильевна, психолог, задержала меня. «Отец Михаил, там, в комнате молодая женщина, Люба, она у нас недавно. С ней происходят странные вещи. По ночам не спит, что-то бормочет, когда отряд проходит мимо храма, ее начинает тошнить, буквально выворачивает. В храм вообще войти не может, хотя мы ей советовали. Может, вы с ней поговорите?» «Да, если захочет. Сначала беседа». Досмотрели до конца фильм «Русская Голгофа» о последнем российском императоре Николае Александровиче и его семье, об их трагической кончине. Долго говорили о страшных и не преодоленных до сих пор последствиях этой всемирной трагедии.
«То, что вы отбываете срок здесь, на территории бывшего женского Покровского монастыря, - сказал я, - тоже не преодоленное последствие революции и убийства царской семьи. Жизнь изуродована, понятия перевернуты. Было 300 монахинь, сейчас – 380 заключенных женщин-рецидивисток. По углам – вышки охраны, по забору колючая проволока. Там по четкам читали молитвы, а сейчас вам дневальная отсчитывает по 20 метров туалетной бумаги на месяц. Разве это нормально?»
После беседы подошла осужденная преклонных лет и сказала: «Благословите меня не есть пищи по пятницам и средам за мою непутевую дочь. Чтобы она не пила и не кололась». Потом мы помолились, и я стал помазывать выходящих на плац на проверку женщин водой, освященной на мощах святителя Николая Чудотворца в Бари. И вот одна из них с визгом «не надо», стрелой юркнула мне под руку и выскочила в коридор. «Это Люба», - сказала психолог Надежда.
Хотим мы или не хотим, но свет Христов просвящает всех, проникает во все закоулки нашего бытия, оживляет умершее, разгоняет тьму, вселяет надежду. Вот удивительный рассказ из нашего советского прошлого. Это произошло в 1986 году в доме престарелых. Жила там тогда на третьем этаже одна старушка… Что значит – «жила на третьем этаже», для вас, конечно, непонятно – разве это так важно, на каком именно этаже жил человек?.. А вот для сотрудников этого дома престарелых, а особенно – для его обитателей, слово «третий этаж» имело вполне определенный, зловещий смысл. На третьем этаже было два отделения. Одно – для лежачих и умирающих больных. Другое – для больных с психическими нарушениями. Вход на третий этаж запирался на ключ. Поэтому даже не всякий работник дома престарелых мог попасть туда. О других больных или родственниках – и говорить нечего. Если человек по той или иной причине попадал на третий этаж, он как бы уже исчезал из мира живых. Даже если и продолжал еще существовать где-то там, за закрытыми дверями третьего этажа… Так вот, на этом самом третьем этаже и жила старушка, о которой пойдет сейчас речь. Фамилия ее была Макаренко. Звали. То ли Евдокией, то ли Параскевой. Родом она была откуда-то с Украины. Ее за глаза все сотрудники называли «бандеровка», и вот по какой причине. При виде кого-либо из людей в белых халатах, она начинала испуганно, умоляюще лепетать: «Я вкраинка. Я не бандэровка, ни, я вкраинка… Спасить мэнэ… Я робыты можу. Корову доиты можу, шиты можу, праты можу… Спасить мэнэ…» Для нее не существовало настоящего. Оставалось лишь страшное прошлое, о котором можно было только догадываться. Она постоянно стремилась куда-то убежать, скрыться. Поэтому-то ее и поселили на третьем этаже. Впрочем, когда по недосмотру медперсонала дверь на третий этаж оказывалась незапертой, она убегала и оттуда. Все ее побеги кончались одним и тем же – ее ловили где-нибудь в закутке под лестницей, или в парке возле дома, или даже в соседнем поселке, и водворяли назад, на третий этаж. Опять под замок. Ее заболевание было неизлечимо. И не было никакой надежды, что разум когда-нибудь вернется к ней.
Итак, в 1986 году, спустя несколько дней после новогоднего праздника, а именно 7 января, обитатели дома престарелых устроили в холле второго этажа, возле библиотеки, импровизированный концерт. Кто-то устроился рядком на стульях с откидными сиденьями, те же, кому не хватило мест, стоят, придерживаясь за спинки кресел или отперевшись о подоконник. В кресле с протертой зеленой обивкой сидит седой худощавый старик с орденскими планками на пиджаке и уже плохо слушающимися пальцами играет на старинной гармошке что-то веселое, плясовое. Возле старика – сгорбленная старушка в цветном платочке, из-под которого выбиваются пряди седых волос, уперев руки в бока, притопывает ногами в фетровых бурочках. Наверное, кажется ей, что ей снова шестнадцать. И что несется она в вихревом танце. А за нею летит, развеваясь по ветру, ее густая темно-русая коса…
И вдруг откуда-то появилась та старушка – «бандеровка» - с третьего этажа. Видимо, тамошние медсестры и санитарки все еще продолжали праздновать Новый год и поэтому оставили дверь незапертой. Когда старик кончил играть, она подошла к собравшимся и сказала, что хочет «заспиваты. Тому що сегодни Риздво Христовэ». И, не дожидаясь ответа, запела дребезжащим, старческим, но чистым голоском колядку. Обычно колядки веселые. А та колядка, которую пела старушка, была грустная. Пожалуй, даже трагическая. Это была колыбельная Богомладенцу - Христу – «спи, Иисусе, спи…» И в ней Младенец-Христос прозывался и «Малэньким», и «Лилэйком», и даже «Сэрдэньком», короче, всеми теми ласковыми словами, которыми называют тех, кого любят больше всего на свете. Если перевести на русский язык, то смысл, наверное, будет таким: «Не пытай, что вскоре будет – Крест Тебе готовят люди…» Страшно, не правда ли? Ведь вот Он, этот беззащитный Младенец, это «лилейко», это «серденько», лежа в яслях, улыбается и доверчиво протягивает ручки к Деве Марии, Иосифу и всем, кого видит перед Собою. А злые люди уже «ищут Его души», готовят Ему, безвинному, страшную Крестную смерть…
Колядка была довольно длинной. Но удивительно – никто не прервал пения. Все молча стояли и слушали. Даже те, у кого в комнате на стене или на подоконнике красовалась открытка или газетная вырезка с портретом Ленина. Старушка допела колядку, а потом молча, ни говоря никому ни слова, поклонилась всем в пояс и медленно пошла к лестнице, ведущей на третий этаж…
После ее ухода веселье как-то сразу прекратилось. Все разошлись, думая каждый о чем-то своем. Старушка с третьего этажа умерла через два дня. Таким образом, спетая ею за два дня до смерти колядка стала, как говорится, ее «лебединой песней». Но странное дело. Эта женщина была, как говорят медики, «дезориентирована во времени и в пространстве». Она жила страшными воспоминаниями своего прошлого. Но ведь в тот день, 7 января, она вела себя не как больная, а как здоровая. И сама, по доброй воле, вернулась на свой третий этаж, чтобы умереть там. Но самое главное – в тот день действительно было Рождество Христово. Можно ли считать все происшедшее чудом?
Вспоминается при этом одно стихотворение, которое когда-то проходили в школе. Это стихотворение Н. Некрасова о пророке, которого Бог послал, чтобы «рабам земли напомнить о Христе». Господь на краткое время вернул разум этой старушке с третьего этажа, чтобы она напомнила нам, безумным «рабам земли» и греха, не знающим Бога, о самом главном. О том, что в этот день «нас ради и нашего ради спасения» родился Спаситель мира – Христос.
07.01.18